Лёжа на холодном металлическом полу, Эшли, кажется, уже несколько раз теряла сознание. Или ей только казалось? Время стало зыбким, расплывчатым, тянулось и обрывалось, оставляя после себя лишь странную, вязкую пустоту. Она даже не дышала. И не потому, что воздуха не было - просто тело отказалось требовать кислород. Она чувствовала онемение повсюду: губы, язык, пальцы, ноги - всё будто бы перестало существовать как нечто живое, единое целое. Это напоминало ту странную потерю чувствительности, когда отсидишь ногу, но без привычного ощущения мурашек и боли.
В который раз придя в себя, Эшли уставилась в потолок. Всё её существо протестовало против необходимости двигаться, думать, осознавать реальность. Но память предательски медленно начала возвращать ей куски случившегося.
Космос. Иллюминатор. Удар. Разгерметизация.
Она подняла руку, провела по шлему, едва касаясь его кончиками пальцев. Треснувшее стекло, острые края - даже через перчатку она ощущала их, и вместе с этим её пронзила странная, ментальная боль. Не физическая, чем-то похожая на рвущиеся сны.
Перед глазами замигал перегруженный голографический интерфейс, выводящий на внутреннюю поверхность шлема показатели атмосферы. Норма. Эшли не стала дожидаться информации о своём состоянии. Чувствуя, как по венам стекается утомлённая апатия, она подняла руки и начала отстёгивать шлем. В тот же момент перед её глазами возник левитирующий, будто собран из множества движущихся частей, кружащихся вокруг своей оси в хаотичном ритме, дроид. Глаза Эшли невольно задержались на этой гипнотической пляске металла.
— Прекр… — она попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Вместо них вырвался судорожный вдох. Рывком стянув разбитый шлем, Эшли перевернулась на бок, затем на колени. Волна тошноты накрыла её внезапно, с необратимой яростью. Желудок сжалился в судороге, и её внутренний мир из смеси желудочного сока, воды и, возможно, остатков мегамицелия, вылился на металлический пол. А если бы она ещё что-то съела, можно было бы сказать, что это похоже на экспрессионистскую живопись.
Тело пережило перегрузки, удары, вакуум, невообразимый стресс. Даже если оно было способно на невозможное, внутри оно всё равно оставалось человеческим. Она закашлялась, вытирая рот перчаткой. Морщась, покосилась на отброшенный шлем. Визор, символично напоминающий о Гётте, оказался целым - удар пришёлся сбоку. Но её сейчас волновало не это. В отражении потрескавшегося стекла она увидела своё лицо. Обычное. Без ожогов. Без следов от осколков. Эшли моргнула, затем медленно опустила взгляд. Что-то хрустнуло под перчаткой. Осколки. Тело само вытолкнуло их из ран, очистило лицо.
— Твою ма… — сорвалось с её пересохших губ. Паника резанула по нервам. Она судорожно поползла назад, пока не врезалась в стену. В груди сдавило, в горле пересохло, руки предательски задрожали. Стоило только подумать о мегамицелии… Но это была не она. Она чувствовалась иначе.
Гаррет что-то говорил, его голос бился в голове, требовал ответов, но Эшли смотрела на него, потерянно, безмолвно, и не знала, что сказать. Она сама не понимала, что с ней произошло. Если бы Гаррет не видел всё своими глазами, и вовсе бы подумала, что это просто галлюцинации.
— Э… — губы едва могли сформировать звуки, — Эшли…
Она смотрела на него так, словно пыталась разгадать. Новый человек. Новая переменная в уравнении хаоса, который был её жизнью. После часов запертого Ада “Центуриона”, чужое лицо казалось ей чем-то почти… невозможным. Но разглядывать его долго не имело смысла. Эшли перевела взгляд на остальных.
Шумякс и Стич - в порядке.
Алекс - выглядит нормально, пусть и с винтовкой Лео.
Космоковбой и Лео - вот кто действительно пострадал.
— Ампутация..? — словно эхо чьей-то чужой боли, хриплые слова сами сорвались с языка. Её пальцы сжались в кулаки. Затем Эшли попыталась подняться с помощью стены. В теле не было сил. Даже кот выглядел сейчас более способным помощником. Алекс же, несмотря на всё случившееся, излучал какую-то бесшабашную энергию. Он радостно что-то сказал, крепко обнял её, а затем ушёл отдыхать, оставив девушку с чувством глубокой зависти. Эшли не могла позволить себе отдохнуть. Не сейчас. Хотя очень этого хотела. Она покосилась на лежащих раненых, затем - на свои ослабевшие руки. Они - не механизмы. Люди. С ними она работать не умела.