Станция Модернизации Кораблей

Вариантов было немного: одна сторона длинного ангара или другая. Но, к счастью, Эшли неслась в верном направлении, даже если точно не помнила, где находится рубильник. Она доверилась интуиции. Доверилась тому, что хотя бы раз сможет сделать что-то правильно.
Но ошиблась в другом. Она не была героем. Ни тем, кто приходит в последний момент и всё исправляет, ни тем, кто спасает ситуацию одним решением, ни даже тем, чьё вмешательство имеет хоть какой-то смысл. Она просто пыталась оттянуть встречу с подругой и по глупости решила, что может спасти чужую катастрофу.
Она так и не успела. Кто-то другой справился раньше. И сделал это куда лучше. Вместо рубильника использовали импульсное отключение - мощный выброс энергии, который обесточил буквально всё в радиусе километра. Даже за пределами ангара. Изящное, эффективное, чётко выверенное решение. И в этом не было ничего удивительного. Эшли жила среди людей, которые умели такие вещи. Тех, кто разбирал станцию до винтика и собирал заново. Инженеров, которые мастерили себе протезы, если теряли конечности, усиливали суставы фиксаторами, если тело начинало подводить. Людей, что знали своё дело, двигались по одному направлению, посвящали этому всю жизнь.
А что сделала она? Ринулась спасать ситуацию, а в итоге - даже не успела. Она могла бы выключить только ангар. Это была бы локальная проблема. Они разобрались бы с последствиями. Но теперь - километр без электричества. Какого чёрта? Какие системы станции пострадали от этого отключения? Какие цепные реакции оно могло запустить? Ведь часть оборудования теперь просто выключена, а другая - работает вполсилы, слепая и урезанная.
Эти мысли рисовали в голове Эшли апокалипсис. Она стиснула зубы, наблюдая за платформой, что по инерции всё ещё двигалась вперёд. Расстояние до космолёта ничтожное, удар уже не предотвратить. Даже без питания - механика не остановится в одно мгновение. Энергии движения хватит, чтобы довести всё до конца.
И вдруг - движение. Человек, висевший на платформе, рывком отталкивается и падает на пол, катится, а затем вскакивает и несётся прочь. Эшли шумно выдохнула, попятилась назад. Холодный металл ворот ангара встретил её грубо, но она даже не заметила. Просто стояла, вжимаясь спиной в сталь, и наблюдала, как уже вышедшая из-под контроля ситуация скатывается ещё глубже.
Знакомое чувство.
Она не смогла помочь ни там, ни здесь. Где бы она ни пыталась что-то исправить - её усилия неизменно превращались в пустоту. Какой смысл в том, чтобы пытаться? В тот момент, когда что-то действительно важно, когда что-то действительно нужно сделать - она остаётся лишней.
Не смогла спасти подругу и ребят.
Не смогла предотвратить аварию.
Даже не смогла добежать вовремя.
В сущности, она вообще ничего не могла.
Где-то в глубине души сквозь всю эту горечь пробилось слабое облегчение: хотя бы человек выбрался. Металл можно переплавить, детали можно заменить. А человека - нет.

И всё же. Как же обидно.
— Чёрт… — выдохнула она, запрокидывая голову. Глухой удар затылком о ворота. Почти безболезненно. По сравнению с тем, что творилось внутри, это было ничего. Её удел: просто стоять запыхавшись, протирать кулаками тёмные круги под глазами и наблюдать, как всё вокруг разваливается. Уж с этим то она точно справится, великий инженер.

Многим известна фраза, что “время никого не щадит” и ведь если так подумать, то эта фраза как нельзя кстати описывает нынешнюю в голове одного из стажериков, а именно Сигюн. За столь долгое время, когда её разум был в периоде, похожем на анабиоз, девушка уже и забыла как приятно испытывать чувства и переживания. Словно закрывшись на замок, чей механизм давно уже не смазывали и он успел покрыться ржавчиной, и став камнем, как персонажи из доктора Стоуна, Сигюн постепенно стала вступать в реакции с окружающим миром. Первый такой контакт был ещё на Центурионе, которые остался в голове девушки до сих пор: резня, кишки, кровь и, бесспорно самое главное — Ксю. Эта плутовка смогла пройти прямиком через все слои защиты сердца Эгель и надолго впечататься, словно клеймо, оставленное раскаленным железом, в памяти брюнетки.

Причем это клеймение проходило не как обычно у каких-то животных или рабов, а больше напоминало какой-то пакт, что в давние времена люди совершали прокусывая себе палец и закрепляя его кровью. Кровь от убитых тварей на Центурионе и стала той самой кровью, необходимой для данной сделки, скрепив эти две души на долгие годы.
Что же касалось нынешней причины начала таяния ледника в груди девушки, так это её профессиональные черты врача и то, что “эксперимент” для получения киборга стал выходить из-под контроля… Честно говоря, он вообще пошел по одному месту, но это не значит, что пора складываться и только мотивировало девушку сделать что-то. Заметив, что её действия не только не улучшили ситуацию, а даже наоборот усугубили, переведя девушку в ту сферу жизни, где она имела больше знаний, каменное покрытие её сердца стало постепенно покрываться производными азотной кислоты, что запускало реакцию освобождения из камня. Побежав к Артуру, девушка сразу принялась его осматривать, спросив “Ты не сильно поранился? Если что, у меня в корабле есть аптечка, подлатаю тебя”. Понимая где-то в голове, что скорее всего манипулятор все-таки нанесет урон, который придется восполнять стажерикам, девушка сейчас не особо обращала на это внимание: в данный момент её приоритет — здоровье пациента, который выглядел вполне себе здоровым. “Интересно, кто же является нашим спасителем, что смог остановить этот гребаный манипулятор… наверное, босс вернулся или может быть какой-то другой работник помог. Думаю, что скоро и узнаем это”

Не зря Артур схватился за свою голову. Ему поначалу казалось, что всё прошло достаточно гладко и без последствий. Казалось… Внезапно ему настигли побочные эффекты: бубнёж Джекила в голове начал больше походить на непонятные звуки, а в глазах начало жутко двоиться. Понятное дело, что из-за этих неприятностей он на месте пошатнулся. На ногах, тем не менее, устоял, хоть и с трудом. — Заткниись… Я всё равно не понимаю о чём ты говоришь… — жалобно пробубнил наш шизофреник, пытаясь утихомирить шум и гам внутри своей головы. Текущий день слишком уж нагрузил организм Кроули. То и дело он держался в шаге от того, чтобы прямо сейчас, на глазах у Сигюн, не блевануть. Артур же, в свою очередь, пытался разглядеть что же там происходит вдалеке. Раздвоение в глазах сильно помешало, но он смог увидеть кое-что, а точнее неведомую магию. Космолёт, у которого как и у остальных электрических средств должно было отсутствовать питание, непонятным образом запустился и за одну лишь секунду совершил “скачок” в сторону, от чего столкновение с манипулятором не произошло. Кроули же, учитывая его текущее состояние, списал всё это на какие-то там глюки, полагая, что объяснения этому есть. Эльзу же наш шизофреник толком не разглядел: она была слишком далеко, да и зрение у бывшего офицера оставляло желать лучшего.
Вскоре подоспела и наставница непутёвых стажёриков. Кроули ожидал какой-то нагоняй или упрёк, но, к его же удивлению, всё закончилось хорошо. Более того, за стажёров даже переживали. Более удивительным было не отсутствие криков и неприятных слов, а то, что в сие мгновение весь шум и гам внутри головы Артура внезапно прервались. Ни Джекила, ни тревожных мыслей, ни эмоций — блаженная тишина. Кроули даже не мог вспомнить когда в последний раз он чувствовал такое спокойствие. Насладиться этим, увы, он едва ли успел. В голове его прозвучал одновременно величавый, но в то же время спокойный и эхом разносящийся голос, источник которого оставался непонятным. Наш шизофреник вообще не понимал про какого там Саида идёт речь и кто с ним разговаривает. Первая мысль — появился третий из ларца. Только этого ему не хватало. — Не переживайте, мисс Харт. Голова у меня защищена титановой пластиной. — после этих слов Кроули демонстративно несколько раз слегка ударил себя по лбу, от чего возник характерный для металлов при ударе звук. В следующий миг он закашлял. Кашель был непродолжительным, но громким. От чего это произошло — не очень понятно. — Да и это пустяк по сравнению с… Впрочем, неважно. Мы можем чем-то ещё помочь? — Артур всё ещё чувствовал ответственность за то, что он не смог предотвратить инцидент, и потому стремился из-за своих добрых намерений как-то помочь. Одновременно с этим он был напряжён из-за незнакомого голоса и из-за того, что Джекил всё это время молчал в тряпочку. Если даже он замолк, то произошедшее было чем-то серьёзным.

Космолёт сорвался с места с оглушительным рёвом, мгновенно преодолев сотню метров. Вырвавшееся из двигателей пламя обожгло асфальт, оставляя за собой выжженный след. Манипулятор, до этого неудержимо мчавшийся вперёд, наконец начал замедляться, но уже было поздно - он пронёсся мимо цели, оставляя за собой лишь хаос.
Эшли застыла, заворожённо наблюдая за этим зрелищем. Она чувствовала, как что-то внутри неё болезненно сжимается, но не от страха или потрясения. От тёмного, противного, почти сладкого чувства удовлетворения.
Разрушение было неизбежным, и какая-то часть её… жаждала этого. Не ради того, чтобы доказать свою правоту, не чтобы злорадно усмехнуться в лицо тому, кто решил прибегнуть к импульсному отключению. Нет. Просто чтобы мир вокруг рухнул так же, как рухнула она сама - морально, физически, до самого нутра. А потом - из пепла можно будет начать строить заново. Что-то новое. Что-то своё. Начать с себя.
Она чуть дёрнулась, заметив, как группа быстрого реагирования устремилась к месту аварии, бросаясь в пекло, чтобы усмирить пламя. Люди действовали быстро, уверенно, слаженно - так, как положено тем, кто привык бороться с катастрофами. И в этот миг она тоже направилась вслед за ними, но по другой причине: в эту секунду девушка была на стороне пожара. Ей хотелось продолжения. Неминуемого взрыва. И быть в этот момент как можно ближе.
А потом увидела её. Эльзу.
Её появление, словно лезвие, вскрыло всё, что гнило внутри. Те тёмные желания, жажду падения, готовность не просто принять наихудший исход - поспособствовать ему. Эшли перехватило дыхание. В груди что-то сжалось и сдавило так сильно, что она почти физически ощутила, как дрогнули колени. К горлу подступила тошнота. И в этот миг она осознала, насколько низко пала.
Всё это время считала, что просто потерялась. Что не знает, куда идти, что делать, кем быть. Но правда была куда страшнее. Она не просто плутала во мраке - сама открыла ему дверь и впустила внутрь. Она позволила себе желать худшего. Позволила себе смотреть на пламя с самым жутким удовлетворением, с которым человек наблюдает за охватывающим дом пожаром, из которого он давно мечтал сбежать.
Но если бы этот пожар унёс её,. смогла бы она жить с этим?
Эшли шагнула вперёд. Руки дрожали, сердце бешено колотилось, но она двигалась, пробираясь сквозь людей, пока не оказалась за спиной Эльзы. Сажа легла на её кожу, в серых волосах застряли пепельные хлопья. Свет, что всегда исходил от неё, потускнел, будто кто-то задул его, оставив после себя только серые угли. Глаза отчаянно цеплялись за каждую мелочь, выискивая хоть какие-то следы боли, повреждений. Хоть что-то, чего надеялась не увидеть.
Не найдя в себе сил окликнуть Стоун, Парк сделала единственное, на что была способна. Медленно подняла руку и осторожно коснулась её плеча. Сажа осела на кончиках пальцев - ничтожная плата за то, что она позволила себе потеряться настолько, что перестала бояться даже огня.

Хруст, перемешанный с потрескиванием, как будто сейчас девушка сидела в теплой гостиной и подкидывала кусочки дров в камин. Уютное кресло, что стоит прямиком напротив этого источника тепла, имеет на себе небольшое, но теплое одеяло, что должно добавить комфорта в эту всю обстановку, и блокнот, в котором были записаны планы и мысли девушки. Вся эта теплота, которая отражалась во внутренний мир и исходила от жара окружающей среды, сейчас постепенно конвертировалась в энергию, заставляя девушку покинуть столь уютный уголок внутреннего мира и вернуться в реальность, где сейчас происходил… тяжелый случай.
Жар, что сейчас постепенно расширял свою территорию и охватывал все больше и больше, заставил девушку уже и усомниться в своей полезности в данном месте, как тут девушке сказали с точностью да наоборот — Амира, что пришла на помощь своим брошенным в рабочую обстановку котят, сказала девушке, что все хорошо. “Я сделала все что могла? Все что могла?.. Вряд ли я могу сейчас уже что-то придумать, чтобы как-то помочь команде инженером, но если же ей нужна будет простая пара рук, то… Думаю, что с таким я уж справлюсь”. Киборг, который был неким ресурсом, для оплаты сейчас мог пострадать и перейти в негодность, что заставляло немного переживать Эгель. Но как только пожар более менее спал и обзор открылся стажерикам, Эгель где-то в дали могла заметить силуэт некого человека, которую, как выяснилось из диалога с Харт, звали Эльзой. Пытаясь постепенно переварить все то, что только что произошло, девушка поставил этот процесс на фон и стала ближе к Артуру, показывая, что она также готова помочь чем-то ещё…

Абсолютный тихий мир оказался так… сладок. Артур всё ещё наслаждался этими мгновениями покоя, как шизофреник, у которого остановились абсолютно все голоса в голове. Впрочем, он и так был шизофреником, но если сравнить с другими клиническими случаями, то Кроули ещё повезло с Джекилом и Хайдом. Последний, к слову, никак себя не проявлял на протяжении всей этой авантюры. Это не было чем-то удивительным, ибо он приходил редко, а когда это всё-таки случалось, то в конечном итоге уходил по-английски. Третий голос вновь воспроизвёлся в черепушке ебанушки. Артур всё ещё не понимал про что вообще идёт речь. Мысли возникали одна за другой. Какой Саид? Что заслужил? Что-то хорошее или плохое? Артур даже не успел задать какие-то вопросы. Голос исчез так же внезапно, как и появился. Всё вернулось на круги своя. Опять этот шумный и серый мир, тревожные мысли. Джекила же, к удивлению, не было слышно. После того, как всё нормализовалось, Артур сделал внезапный, чётко слышимый вдох, будто его что-то перепугало или удерживало его дыхание насильно. Последнее, кстати, было правдой. Произошедшее было чем-то настолько особенным и странным, что Кроули словно забыл как дышать.

Ну вы понимаете, мужичок до этого говорил забывая делать вдохи, чисто выдохнул весь кислород из лёгких. И этого человека только что назначали инженером первого разряда…
Огонь, впрочем, успел оставить у нашего героя очень неприятные чувства и ассоциации. В момент его подрыва, по сути, произошло нечто такое. Из-за взрыва пошло воспламенение и Кроули, перед тем, как потерять сознание, видел этот горящий ад. Дабы не видеть последствия всего этого пиздеца, Артур сменил положение своего корпуса. Заметив как Сигюн приблизилась немного ближе чем надо, показывая стремление к помощи, бывший офицер полиции неловко улыбнулся и жестом дал понять, что всё нормально. — Стыдно это признавать, но вы, мисс Харт, единственная, кто не отказал мне сразу же. — начал отвечать Артур, параллельно снимая с себя свою шапку. Присутствующие могли лицезреть его длинные и чёрные как смола волосы, которые чутка растрепались из-за ветра. — Потерять свой шанс на подобие благополучной жизни я во второй раз не могу. — Кроули улыбнулся. Искренне, добро и как-то по тёплому. Слова его, конечно, были многозначительные, но и Амира, и Сигюн могли понять, что он, Артур, перчик-то не простой. “Что это, блять, было?!” — раздался внезапно голос Джекила внутри сознания нашего героя, и звучал он достаточно серьёзно. “Ты же тоже это слышал, да? Это точно не был кто-то изнутри, точно не третий лишний. Что-то, что…” — в следующее мгновение голос Джекила стал бодрее, и он вернулся к своему нормальному состонию. — “говорит нам о том, что твои беды с башкой лишь усугубляются. Того и гляди, скоро начнёшь видеть галлюцинации. Например, неравнодушие женского пола к тебе там, где его нет.” — конечно, за ширмой юмора и спокойствия скрывалось нечто трепешущее и одновременно пугающее. Впрочем, Артур этой наигранности толком не заметил или не хотел замечать.

Удивление было естественным - за всё время их знакомства Эшли никогда не выглядела так. Она всегда появлялась внезапно, с напором, словно сорвавшийся с орбиты ураган. С подколами, дерзкими шуточками и неизменной искоркой азарта в глазах. Их встречи часто заканчивались смехом, выпивкой и задушевными разговорами на крыше. А утром - неизбежным похмельем, литрами минералки или крепкого кофе и работой, после которой Эшли снова уходила, чтобы всегда возвращаться собой.
Но сейчас перед Эльзой стояла не Эшли.
Перед ней была растрёпанная, выжатая до последней капли тень. Похожая на тряпичную куклу, которую слишком долго таскали за собой, пока она окончательно не потеряла форму. Движения вялые, словно каждая мышца протестовала против любого усилия. Под глазами - серые, болезненные тени усталости. Прежде выразительный взгляд потух, став стеклянно-отсутствующим. Похожа на побитую кошку, но без видимых ран. А значит, болит глубже.
Отвести её в сторону от пожарища оказалось слишком просто: Эшли шла послушно, почти безвольно, как плюшевая игрушка, которую можно просто переставить с места на место. Только вот игрушке не нужно напоминать, что живые должны дышать.

— Безумный денёк, да? — голос был хриплым и сорванным - то ли от гари, то ли от усталости. Она попыталась иронично пошутить, как прежде. Как должна была бы. Но вместо задорного тона - надломанный голос, из которого выветрилось всё, кроме тяжести. И чем больше Эшли пыталась делать вид, что ничего не произошло, тем глубже погружалась в этот кошмар, который, похоже, становился её новой реальностью.
Наверное, у каждого наступает момент, когда становится невыносимо. Невыносимо жить, дышать, смотреть, делать хоть что-то. Каждая секунда существования - как наждачная бумага по оголённым нервам. И в такие моменты люди либо ломаются, либо бегут. Кто-то погружается в оцепенение, а кто-то отчаянно ищет хоть что-то, что заглушит боль - движение, действие, что угодно, лишь бы не дать себе утонуть в этом чувстве.
Эшли была из тех, кто бежит.
Она почувствовала, как в груди разрывается что-то глухое, но всепоглощающее. Как внезапно становится настолько больно, что хочется упасть. Как в глазах начинает щипать, дыхание сбивается, и вот-вот…
Нет.
Резкий, почти судорожный порыв - она перехватывает запястье Эльзы, сжимает его сильнее, чем нужно, и тащит её за собой. Подальше. От пожара, от людей, от чужих бед и собственного кошмара.
— Идём уже пить. — в голосе нет ни просьбы, ни вопроса. Только решимость. Это не лучший вариант. Возможно, вообще худший из возможных. Но что остаётся? Им обеим нужно выпить. Эшли - чтобы заглушить надвигающуюся бурю, которая вот-вот её сметёт. В прошлый раз на “Призраке” это помогло. А Эльзе… Эльзе, судя по всему, придётся пить из-за неё.

Она даже не заметила, как привела Стоун в её же мастерскую. Возможно, они шли слишком быстро. Или бежали? По крайней мере, в душе это больше напоминало побег - бессмысленный, но отчаянный. Моргнуть не успела, а они уже были внутри, в маленькой кухне, где всё казалось до боли привычным.
Резко отпустив запястье подруги, Эшли бросила рюкзак на диван и тут же принялась рыться в шкафчиках, как будто от этого зависела её жизнь. Она и раньше могла себе позволить подобную бесцеремонность, но на этот раз чувствовала себя почти воровкой. Под глухие звуки захлопывающихся дверец на журнальном столике перед диваном появились две стеклянные чашки. Следом за ними - бутылка Голдаусского виски. Наверное, она знала подругу слишком хорошо, раз нашла заначку. Но недостаточно хорошо, чтобы сказать, покупает ли Эльза такой алкоголь сама или получает его в подарок от клиентов.
Как, впрочем, и себя - тоже знала плохо. Потому что стоило разлить янтарную жидкость по чашкам, тут же схватила одну из них дрожащими руками и сделала несколько быстрых глотков, к которым была не готова. А потом резко закашлялась. Сгорбившись отступила к столешнице и вцепилась в неё, будто в спасательный круг. Шумно вдохнула, морщась от жжения в горле развернулась лицом к столику и дивану, облокотилась о деревянную мебель.
Сейчас - самый подходящий момент вывалить правду. Горькую. Жгучую. Неотвратимую. Ту, что оставит треснувшие следы в чужих глазах и навсегда запомнится по тяжести этого дня.
— Меррил… она мертва, Эльз.
Слова выходят слишком быстро, словно кто-то выдернул предохранитель. Но взрыв происходит внутри. Эшли не может смотреть на подругу и смотрит на пустой диван. Она знает, что увидит - потрясение, осознание, пустоту. Знает, что Эльза, скорее всего, опустится на диван, и этим растянет её пытку на целую вечность.
Не даёт себе времени ждать, сразу запрокидывает голову и вливает остатки виски. Вторая попытка проходит легче, жжение становилось привычным. Резкий шаг к столу. Щедрое движение руки. Чашка снова наполнена, и Эшли отступает назад, облокачивается о столешницу, словно это последнее, что ещё может её удержать. Чтобы хоть как-то прекратить дрожь, пальцы свободной руки сжимаются в кулак. Она готова выжечь себя алкоголем до дна, лишь бы, наконец, освободиться от кошмара.
И она говорит. Десять минут. О “Центурионе”. О том, как этот Ад забрал жизни. О том, как убивала: когда ради выживания, когда - потому что хотелось. Как предали её доверие. Имена живых. Имена мёртвых. О том, как разнесла череп кислородным баллоном тому, что оставалось от Меррил. Как сама оказалась мёртвой - а потом стала чем-то другим. О Мегамицелии. Что эта чёртова плесень всё ещё внутри. О необъяснимых странностях, что произошли с ней. О лопнувшем шлеме и открытом космосе, где она должна была погибнуть во второй раз. О Гаррете, их спасителе. О Руберте Гётте, монстре, которого она ненавидит больше всех. И о том, что с ним сделала. О самой страшной ночи, что сломала и изменила их всех.
Говорит захлёбываясь виски и собственными мыслями. Пальцы дрожат. Голос дрожит. Мир теряет чёткость. Она не хочет этого помнить. Но забыть - не может. Сегодня, по крайней мере, ей не придётся помнить одной. Эшли поднимает чашку, едва удерживая её. Стекло скользит в мокрых пальцах.
— Меррил… — голос срывается, но заставляет себя продолжать. — Сказала выпить за неё бутылку Голдауссовского виски. И предупредила, что если будешь плакать… она тебе надаёт по шее. Как в детстве. — Уголки губ кривятся в жалком подобии улыбки, но внутри всё уже сломано. — Поверить не могу, она была задирой…
Единственное, что кажется настоящим в этой комнате - виски. Оно жжёт горло, как расплавленный металл, размывает границы между прошлым и настоящим. Сорок пять оборотов. Голодный желудок. Бессонные ночи. Парк уже слегка шатает, и мутит. Но слова выходят ровнее, чем раньше. Боль уже не так остра.
— Я… починила и вернула её космолёт. “Летучего Элая”.

Не ну такого ещё никогда в жизни у Артура не случалось. Понимаете ли, ещё с ранних лет его трудно было назвать красавчиком. Сейчас так вообще. Вы его видели? Обросший, неухоженный, неуклюжий мужчина со своеобразным стилем, совмещающий строгий деловой костюм и зимнюю шапочку. Щетина на лице выглядела ужасно, а волосы уже давно зашли за допустимую для Кроули длину. Короче говоря Артур — неотёсанная обезьяна. Поэтому удивление нашего шизофреника было несоизмеримым. Сигюн, та самая бледная и нецелованная девочка из пасты с двача, просто взяла и дала номерок этому чурбану. Не только для созвонов касаемо работы, но и для чего-то в целом. Как только это случилось, в голове у Артура разразился страшный ор и смех. "ПХАХАХАХАХ! Да ну блять, я отказываюсь в это верить. Такая миловидная девушка сразу же дала тебе свой номер? А ну-ка переверни эту карточку, там точно на оборотной стороне должен быть логотип какой-нибудь пиццерии или надпись “попался, лох”. Были ли эти слова неприятны? Нуууу… Артур к подобным выходкам и нападкам к себе уже привык. Его больше раздражала громкость криков Джекила. Через этот поток колких насмешек Кроули неловко улыбнулся и сказал лишь одно слово — обязательно. “Понимаешь, тут больше вопросы не к тебе или к твоей голливудской внешности, а к этой девице. Ну как на это подобие Homo Sapiens`a можно повестись?”

Ладно, всё-таки Артуру было немного обидно. Как человек, к которому противоположный пол особо интереса не проявлял, он был сейчас в состоянии удивления и непонимания. А этот ебаный шкет вместо того, чтобы поддержать и сказать “делай Мага делай”, начал шутить. Конечно, такой переполох не мог остаться незамеченным вторым сожителем нашего шизофреника — мистером Хайдом, он же Никто. Его появление само по себе было этаким событием, ибо он предпочитал тихо наблюдать со стороны. “Почему так шумно, ребята?” — устало и слегка недовольно проговорил он, явив себя двум товарищам. "Вы, ахахаха, не поверите, мистер Хайд! Девушка оставила свой номерок нашему Артурчику, сказав, что они, цитирую, “явно стали ближе”. А ещё наш питекантроп не справился с задачей и способствовал пожару." В этот же момент заговорила жгучая брюнетка и по совместительству босс Артура. В этот момент умолкли все. Хайд же, в предвкушении, внимательно вслушивался.
Что же произошло дальше? Как вы думаете? Ну вот что могло произойти? Подумаешь очередная привлекательная девушка начала активно забалтывать с нашим шизофреником и, более того, пригласила его прокатиться до Робокорпа. Конечно, всякий здравомыслящий человек не увидел бы в этом ничего зазорного, но не, мать его, Джекил, он же шкет, он же пиздюн, он же штурман. “Ох, у меня уже нет сил смеяться с происходящего. Может ты на самом деле не успел спрыгнуть с этой шайтан машины и умер там же, а всё происходящее это просто твой уголочек рая? Ну типа… Ну…” — вот они, зумеры созвездия. “Типа, ну, ээ” — всё, что они могут внятно сказать. Мистер Хайд в свою очередь слушал этот словесной поток, и в моменте у него вырвался смех. Не очень продолжительный, но всё-таки смех. “Не втяните нас в какую-нибудь передрягу.” — коротко, но вполне понятно. После этого Никто, ожидаемо, исчез с радаров. Артур же, воспользовавшись наставшей тишиной, принялся отвечать Амире. — Зато будет что вспоминать по вечерам. — с неловкой улыбкой ответил Артур. — Робокорп, значит… Если это пригодится для работы, то почему бы и нет… — происходящая ситуация смотрелась очень странно на контрасте того, что творилось в пределах этой же локации. Пока к Артуру липли девушка одна за другой, а в его голове стоял хохот, в относительной близости горевали две девушки и поминали погибших товарищей. Если бы Кроули был в клубе “шарящих” и близким для той же Эшли и Эльзы, он, скорее всего, был бы тем самым поддерживающим товарищем, который если не нашёл слова, то как минимум действиями дал бы понять, что он готов помочь. Впрочем, гадать по поводу этого бессмысленно. Одному лишь Богу известно надолго ли задержится Артур на этой работе или нет, поладит ли он с остальными и так далее.

Можно ли спасти утопающего, просто протянув руку? Или же нужно прыгнуть за ним следом, рискуя утонуть вместе? Эльза не задавалась такими вопросами, она просто взялась за стакан - и нырнула вслед за ней. Пошла ко дну вместе с Эшли, рискуя утонуть не только в собственном горе, но и в душевных метаниям Парк. Позволила холодному алкоголю течь по венам, как ледяной поток. И, что самое удивительное, это работало.
Недостаточно просто пить с человеком. Надо быть как Стоун. И ведь Эшли всегда хотела быть как она. В детстве жадно ловила каждое её движение, впитывала взглядом, восхищалась. Хотела постричь волосы до каре и покрасить их. Мать тогда остановила её - сказала, что они не потянут столько ломающихся плоек для выпрямления волос.
“Почему ломающихся?” – спросила тогда Эшли.
“Потому что прежде чем научиться чинить, ты всё ломаешь.”
Иронично. Сейчас, спустя столько лет, она почти сломалась сама.
“Ты не виновата. Ты не могла. Это - не твоя вина.” Эти слова. Вот, что ей хотелось услышать. Сожалеть - но не считать себя виноватой. Не за смерть Меррил. Не за Люка и Рейвина. Не за уничтоженный экипаж “Центуриона”. Не за руки Лео. Не за ногу Космоковбоя. Не за собственное бессилие…
Просто сожалеть. Но не тащить на себе этот крест. Ведь сожалеть - это нормально.
Эшли с усилием нашла взглядом свою чашку, взяла её со стола. Алкоголь лениво плескался в стекле, будто отражая все эти несказанные слова. Встретилась глазами с Эльзой. Их чашки тихо соприкоснулись.
— Аминь.
Смех прозвучал приглушённо и мягко. Абсурдно. Религия - не её стиль, поэтому подобные комментарии больше походили на неудачную шутку. Но почему-то от этой шутки стало теплее.
Она запрокинула голову и в одно мгновение влила в себя содержимое чашки. На секунду потеряла равновесие, захлёбываясь чуть не завалилась назад. Резкость - теперь тоже не её стиль. Нужно всё делать плавно, постепенно. Как с болью: не ждать, что она уйдёт сразу, а привыкать, медленно избавляться от неё. Или как с Эльзой… Эшли не могла оторвать от неё взгляд. Какая же она крутая.

Чёрт. Это восхищение не исчезло.
Она так задумалась, что ослабила хватку. Чашка выскользнула из пальцев, ударилась о колени, со звоном скатилась на пол. Не разбилась. А Эшли потянулась к Эльзе. Медленно. Заворожённо. И прежде чем осмыслить, что делает, поцеловала её в губы. Теперь ей хотелось утонуть не в виски.
Даже представить себе не могла, что однажды поцелует девушку, от которой пахнет гарью пожара.

Сначала это были просто эмоции. Смелая, отчаянная попытка заглушить боль чем-то сильным, действенным. Но стоило её губам скользнуть ниже, к шее, как всё изменилось.
Это было больше, чем эмоции.
Дыхание сбивалось. В воздухе повисло тягучее, электрическое напряжение. Из горла Эшли сорвался сдавленный, почти стыдливый стон - хриплый, пьяный, полный едва сдерживаемого желания. И от этого звука в теле что-то дрогнуло, отозвалось дрожью, пронзило жаром. Что-то, что невозможно было ни спрятать, ни заглушить.
Мир вдруг замедлился, растягивая каждый момент, наполняя его терпким, запретным чувством. И в этом затянутом мгновении, повторяясь с каждым новым её касанием, звучал вопрос: “Давно хотела?”
— Троишься в глазах… — пробормотала Эшли. Голос звучал хрипло, будто слова застряли в пересохшем горле. Она не была уверена, пытается ли, как всегда, пошутить, или просто не знает, что сказать. Сейчас, когда слова теряли смысл, растворяясь в накалённом воздухе между ними, уйти от ответа казалось проще всего.
Она глубоко выдохнула, чуть отстранилась - только для того, чтобы в несколько движений стянуть с себя верхнюю одежду. Кеды с глухим стуком упали на пол, ноги инстинктивно подогнулись, словно Эшли пыталась удержаться наплаву ещё немного, прежде чем окончательно погрузиться в этот омут.

— Как будто ты не видишь… — её голос стал ниже, теплее, почти шёпотом. Пальцы скользнули по рукаву Эльзы, стягивая с неё куртку. И в следующий миг, будто не выдержав, обвила её руками, расстёгивая лифчик быстрым, но удивительно осторожным движением.
А затем… губы нашли кожу.
Осторожно, будто пробуя. Затем смелее, требовательнее. Горячие поцелуи скользили по шее ниже - вдоль линии ключицы, замирая, покусывая, а потом смягчаясь лёгкими, ласкающими движениями. И, наоборот, становясь резкими, дерзкими, оставляя небрежные засосы - отметины, словно признак того, что Эшли больше не могла сдерживаться.
Её пальцы, сначала колеблющиеся, теперь двигались увереннее. Она провела ладонью по линии позвоночника, спускаясь ниже, к обнажённой груди, изучая каждую неровность, каждую ямочку на её коже. Запоминая. А потом - ослабила хватку. Кончики пальцев правой руки скользнули по животу, оставляя за собой лёгкое, едва уловимые чувство прикосновения. Медленно, с заметным нажимом на кожу, пробрались под резинку брюк. Ниже, глубже - туда, где тепло уже пульсировало в унисон с дыханием.
Эшли замерла, растягивая это мгновение, наслаждаясь томительным ожиданием.
Она всегда хотела быть рядом с ней. Всегда восхищалась. Всегда чувствовала что-то. Но только сейчас осознала, что именно. И мысленно нашла ответ на вопрос: “Никогда так сильно, как сейчас.”

Поцелуй в ответ на поцелуй. Засос - за засос.
Их жадность и рвение росли, словно снежный ком, набирая неукротимую скорость. Различать, кто ведёт, а кто поддаётся, уже не имело смысла: они играли друг с другом, провоцируя, испытывая, дразня. Игра, где каждая новая ласка требовала ответа, где губы отвечали на вызов губ, а руки - на вызов рук. Они чувствовали друг друга, как задетая струна чувствует пальцы музыканта, вибрируя от каждого нового движения.
Эшли никогда не ощущала ничего подобного. Эта безумная, голодная страсть рождала в ней новое желание - жить. И не просто жить, а становиться лучше. Лучшей во всём. Лучшим инженером. Лучшим искателем. Лучшей девушкой в этом космосе - для неё. Хотелось забрать этот горячий, пульсирующий объект влечения себе, завладеть им без остатка, вписать его в свою реальность, чтобы никогда, никому не отдавать. Заставить ждать своего возвращения с ещё большим нетерпением и радостью. С трепетом выдыхать воспоминания об этой ночи.
Но это потом. Сейчас - сделать так, чтобы каждое новое движение она встречала дрожью. Стать лучше прямо здесь и сейчас.
Эти безумные дразнилки не могли длиться вечно.
“Ты моя.” - Два слова ударили в голову, срывая с петель всё, что сдерживало её последние мгновения. Разом теряя контроль, Эшли утонула в своих желаниях, чувствах, стонах, действиях. Она не думала о победе или поражении. Только о том, как пальцы скользнули под ткань её трусов, наткнувшись на жар.
— Ха-а… — она чуть прикусила губу, чувствуя под собой дрожь, и одарила её хитрым, почти торжествующим взглядом. — Ты такая мокрая… давно хотела?
Передразнивая, она толкнула её назад, заставляя упасть на диван, и сама тут же навалилась сверху, прижимаясь всем телом, вдавливая в неудобные декоративные подушки, не оставляя ни единого шанса на отступление. А затем - губы снова пошли в наступление. С ключиц - ниже. Прерывистые и влажные поцелуи оставляли дорожку следов из небрежных засосов и слюны.
— Не молчи… — слова сливались с чмокающими звуками и били по ушам. — Я жду…
А затем - пауза. Эшли приподняла голову, поймала взгляд Эльзы. Выжидающе, почти насмешливо. — Или… хочешь выкрикивать моё имя?

Томно выдохнув горячий воздух на её кожу, она накрыла губами грудь. Один сосок - нежно, едва ощутимо, словно пробуя. Затем - твёрже, смелее, покусывая, лаская языком. Левая рука скользнула вверх, цепляясь за её запястье и направляя его вниз, к своему заду, не приглашая - требуя. А правая рука так и не покинула трусов Эльзы. Скользкие от тепла и желания пальцы двигались точно, уверенно, находя каждую дрожащую точку, каждый отклик, каждый, вырванный с дрожащих губ, стон.
Они знали как нужно. Где нужно. С какой силой, с каким ритмом.
Так умеет только девушка. Особенно одинокая девушка.

Это больше не игра..
С каждым движением, с каждым новым рывком, с каждым затянутым всхлипом под ней, Эшли чувствовала, как её собственное желание становится нестерпимым. Хотелось глубже. Сильнее. Быстрее. Хотелось загнать её в угол. Довести до дрожи. До победного конца. Заставить содрогаться от удовольствия. Вырывать стоны, звать по имени, осыпать признаниями и без остатка растворяться в этом моменте. Хотелось, чтобы этот вечер врезался в память так, как не врезался ещё ни один. Стать синтетическим наркотиком, от которого нельзя отказаться.
Ведь после этого уже ничего не будет прежним. Всё изменится.
Так какой смысл сдерживаться?