ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ***
7 апреля. 3575 год. Весна, дождливо. Прохладно. Освальд Грин… Смятение? Бессилие? Ничтожность. Неделя больничного. Звонил заведующий отделения, три звонка от медсестры Хиллорри, двенадцать вызовов от Сигюн. Я не понимаю чего хочу и что могу. Всё, что я способен ощущать сейчас - это пустота. Родители не понимают, почему я закрылся в своей комнате. Кляйн третий день пытается меня подбодрить. Руки трясутся уже несколько часов подряд. Даже сейчас я убегаю от ответственности и так недостойно прячусь от реальности. Я не знаю, что мне еще писать. Достоин ли я быть тем, кем хочу?
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ***
Холодный кафельный пол, холодные неконтрастные белые стены и такой же белый потолок, покрытый водостойкой эмалью для более легкого очищения от крови. Аппараты отвечающие за показатели жизнедеятельности, чёртов кардиомонитор который предательски молчит. Колени трясутся, ноги не ощущают под собой ничего твёрдого. Гробовое молчание, левая рука молодого хирурга убирает зажим на стерильный столик, туда же с грохотом облокачивается - грубое нарушение, но сегодня можно сделать и исключение. Ассистент с позволения глав.оператора в лице Освальда констатировал время смерти. В последующем это же время с датой придется зафиксировать в истории болезни. Мысли спутались как от самого сильнейшего пойла которое когда либо пил Грин. Операционную постепенно покинули все участники сего “мероприятия”. Последней оставившей Освальда была старшая медсестра. Пустота. Головой, мыслями каждый работавший здесь прекрасно осознавал сущность отделения реанимации. То место, тот отдельный кусочек мира - где ты полностью должен быть готов принять смерть и столкнуться с ней лицом к лицу. И вот, как раз сегодня Ос ощутил леденящее касание смерти у себя на плеча. Вот только забрали не его. Но отпустил пациента именно Освальд. Отдал в жадные, цепкие руки смерти. Молодой врач не до конца в принципе осознавал, сколько он простоял в полнейшей тишине и этаком отчуждённом одиночестве. По лицу скатились жемчужные капли соленых слёз вперемешку с потом остановившиеся на границе, около прилегающего края маски. Ноги и руки не слушаются. Уши не слышат. Вот только ты всё ещё на работе. Руки в перчатках не самыми аккуратными движения протерли лицо от редких слез оставив красные следы. Медленно, как будто ступая по минному полю с каменной миной на лице ответственный за чужую жизнь Освальд вышел в коридор. А там уже и встреча с родственниками. Отец мальчика подросткового возраста, который в действительности был не сильно младше самого Грина подошел ближе. Первый шаг, второй, третий. Брюнет видел всё, на удивление ему даже казалось, что он ощущает этот мир куда более чувствительнее, чем раньше. Содрогание лицевых мышц, напряжение сосудов на руках, как сильно сжимался его кулак и как глубоко впивались ногтевые пластины в кожу. Остальные родственники остановили мужчину. В мыслях пронеслось: лучше бы ты убил меня на этом же месте. И опять пустой коридор. Одиночество в котором Освальд был вынужден проживать собственное горе в ежеминутном самокопании и обвинении самого себя в ошибке. На самом деле его уже нельзя было спасти. Слишком поздно. Но едкое, дряхлое, раздражающее старческое пение около ушей, которое насвистывало, что можно было сделать больше, постараться лучше отравляет. Токсин проникающий в самые глубокие закоулки разума.
Впервые не хочется курить. Как оказалось на самом деле - собственное горе ты никогда не сможешь ни запить, не выкурить и тем более не забить ни в какую бутылку с волшебными травами. Оно всегда будет с тобой подобно горбу, и соответственно той мечте за которой ты идешь - ты будешь тащить с собой и эту ношу. Каждая жизнь прошедшая через тебя, каждая смерть посредником которой ты стал. Взгляд слишком радикальный… Слишком наивно-добрый. Уж лучше бы ты вообще ничего не ощущал, чем чувствовал такое. Одной частью себя Освальд как никто другой осознает, что через это ему придется пройти не один десяток раз, другой половиной - трезво понимает, что мог приложить больше усилий даже при 99% шанса неудачи. В этом деле даже 1% - это слишком много. Но к сожалению, молодому парню не хватало опыта, не хватало силы воли стойко принимать этот удар и не хватало смелости продолжать идти по этому пути. Возвращаясь домой глубокой ночью, Ос наконец осознал что такое настоящее чувство опустошенности, в эти моменты ты понимаешь, что все проблемы по которым тебя звонят твои знакомые, все проблемы которые ты сам себе выдумал - это ничто по сравнению с трагедией, что произошла в семье погибшего. Ты разбит, от осознания ничтожности, осознания что не смог помочь, что никто не смог это сделать, несмотря на весь вложенный труд и пройденный путь. Ты просто сидишь в таком же пустом, как и ты сам месте и пытаешься дождаться, когда же это пройдет. А оно не проходит, это чувство - никогда не пройдет. Оно никуда не уйдет даже спустя десятки лет. Просто спрячется, чтобы появиться в самый неудачный момент и в очередной раз вонзить кинжал прямо в душу. А тебе - только и делать, что жить с этим. Улыбаться в лицо другим, выдерживать каждый удар, раз за разом, стоя перед операционным столом, раздавая указания ассистентам, проводя каждую манипуляцию - глубоко в глубине души робеть и бояться, осекаться и несколько раз обдумывать каждое слово и каждое действие. Ты уверен только до того момента, пока не споткнешься впервые и не встретишься с последствиями. Освальд, кажется, слишком рано уперся о грабли и ощутил действительную реальность и другую сторону той мечты, к которой стремился во время учёбы.
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ***
18 октября. 3575 год. Осень. Я уже не знаю, сколько операций провел и скольких людей “спас”. И даже не могу назвать это спасением зная скольких не смог вытащить из могилы. Мысли разъедают изнутри, неуверенность пожирает целиком. Планирую подать заявление об увольнении. Отдохнуть.
ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ***
Вся эта картина и ситуация так неудобно напомнили о старых язвочках и гнойниках которые были глубоко внутри спрятаны и покрыты пеленой развлечений и легкомыслия. К сожалению, суровый мир в очередной раз возвращал брюнета в свои объятия и заставлял вспомнить, что он не какой-то там герой фэнтези романа, а всего-навсего обычный человек с обычной жизнью. Кардиомонитор около капсулы с девушкой так же предательски молчал. По спине пробежали мурашки. Данные указанные на дисплеях и мониторах говорили буквально ни о чем. Записка сделала ситуацию яснее. Но не замотивировала принять решение. Молодой парень не решился так просто и быстро закончить с тем, с чем не смог Грегор. Хотя мог бы. Ему - не привыкать. Видеть смерть и быть около нее как торговец, который пытается откупиться за чужую жизнь. Забавное сравнение, подумал про себя Натаниэль двигаясь к следующему отсеку, который был слева. — Сначала осмотрю всё, что тут есть, прежде чем принимать поспешное решение… — по той мине, которую скукурузил сам Нат было понятно, что теперь он уже не собирается паясничать и тем более делать необдуманные вещи. Особенно когда в его руках очередная человеческая жизнь.
