Николас тянется к будильнику — пальцы нащупывают гладкий пластик, и в следующий момент телефон уже летит на пол; после резкого удара звук затихает, но лишь на секунду: снова пищит.
Он нащупывает его в полумраке, поднимает, и экран озаряет лицо холодным синим светом.
07:47.
Встреча назначена на восемь. Сердце делает резкий рывок — он проспал. Пальцы сжимают корпус в тщетной попытке вдавить время обратно в цифры, но секунды продолжают тикать, безразличные к его потугам. Он с выдохом откидывается на простынях.
Минуты через три, чудом не провалившись обратно в сон, Ник садится на кровати, протирает глаза ладонями; голова набита ватой, мысли с трудом продираются сквозь туманные видения, а взгляд упирается в темноту за иллюминатором — время раннее, но уже не настолько, чтобы оставаться в постели.
Поднявшись, он переступает через брошенное на пол одеяло, тянется к стулу, где неровным шаром скомкан рабочий комбинезон, пропахший маслом и металлом — запахом, который он уважает больше, чем свежесть новой ткани, — и перед выходом обувает старые кеды, видевшие не один десяток посадок и взлётов.
На Альтауне воздух прохладный, но не холодный; Ник шаркает по тротуару, засунув руки в карманы. На самом деле ему бы стоило поторопиться, но он едва переставляет ноги, а в какой-то момент вообще останавливается у витрины магазина электроники, где под искусственным светом блестит новый анализатор. Его взгляд цепляется за ценник, но он тут же разочарованно отводит глаза: не сегодня, может быть, потом — работа в Королевском Детективном Агентстве обещает быть прибыльной, если Ллойд Хафф не врёт. И если Николаса ещё на неё примут.
Кофейня выглядит так, будто её забыли обновить лет десять назад: неоновая вывеска «Открыто» режет глаза своей яркостью на фоне серых стен, а дверь заунывно скрипит, когда Ник её открывает. Бариста, зевая без стеснения, с явным недовольством машет рукой в сторону.
Лестница узкая — кажется, её специально спроектировали, чтобы никто не мог почувствовать себя на ней комфортно, — и Ник поднимается медленно, будто проверяя каждую ступеньку на прочность. Верхняя дверь зелёная, обшарпанная, возможно, намеренно сделанная неприметной; он толкает её плечом, и она отвечает всё тем же противным скрипом.
В комнате он оказывается на слове «Николас», слегка запыхавшийся от подъёма по лестнице, с растрёпанными волосами и всё ещё не до конца проснувшимся взглядом. Он замер, чувствуя, как на него устремились шесть пар глаз. Комната похожа на склад забытых временем вещей: потрёпанные диваны, выключенный телевизор, зелёные двери, ведущие неведомо куда, царапины на полу, следы от чашек на столе, пыль в углах — всё говорит, что внешний вид здесь не в приоритете, хотя, быть может, всё это мозговая пудра. Гаррет не прерывает речь, лишь чуть приподнимает бровь, Ник, для большей драматичности, в ответ приподнимает обе, и в итоге получается, что просто таращится на мужчину своими мутными синими глазами.
Извиняться он не стал, да и, кажется, было не за что. Он шагает внутрь, прикрывает за собой дверь и, не обращая внимания на взгляды, встаёт вровень с остальными. Кабинет, несмотря на обилие дорогих безделушек, пахнет старым кофе и пылью — запахом, который не скроешь ни кедровым шпоном, ни позолотой.
Ник уже стоит у стола. Папка лежит аккуратно, будто её положили специально для него — или специально против него. Он берёт её, не торопясь, проводит пальцем по краю: плотная бумага, чуть шершавая, с водяным знаком агентства в углу, и, наконец, открывает. Листы пронумерованы, но не по порядку — кто-то явно их перекладывал.
Он быстро разделяет их: один лист берёт себе, а остальные протягивает кому-то, стоящему рядом. Глаза пробегают по строчкам: время сигнализации, логи доступа, украденная сумма…
«Семнадцатая… Нет, восемнадцатая», — прикидывает он в уме. Забавное совпадение или реальная зацепка?
Как только Гаррет заканчивает, дверь в кабинет приоткрывается с той стороны, откуда они вошли — из приёмной. В проёме стоит человек в потрёпанной куртке, с бейджем на груди. Лицо у него недовольное; тот самый парень, которого Ник мельком увидел, когда входил: сидел за столом в наушниках, листал бумаги, не удостоил его даже кивком.
— Ну? — бросает он, опершись плечом о косяк. — Или будете стоять, пока кот не начнёт вам подсказывать, с какой двери начинать?
Он двигает к двери, но на пороге оборачивается — и, по-мальчишески высунув кончик языка, показывает его оставшимся в комнате. Мужчина из приёмной уже идёт по коридору, не дожидаясь.
— Первый подозреваемый — в 3А. Второй — напротив, в 3Б. Выбирайте.
Кранкбастер проталкивается в дверь 3Б. За ней — комната, выдержанная в том же странном стиле, что и всё агентство: будто бы функциональная, но с претензией на изыск. Стены выкрашены в тусклый серо-зелёный — цвет, который, вероятно, назывался бы «дипломатический мох» в каталоге отделки. Пол покрыт потрёпанным ковром с геометрическим узором, явно оставшимся от более благополучных времён. Посередине — стол из того же шпона, что и у Гаррета, только потрескавшийся, напротив — стул с кожаной обивкой, местами облезлой, но всё ещё с позолоченными заклёпками на подлокотниках. На стене — зеркало в раме с резьбой под «антик», слишком вычурное для допросной. Ник непроизвольно присвистывает.
