
Станция «Север» парила на орбите Шивы, словно древний страж, застывший на вершине вечной мерзлоты.
Из глубины космоса выплыл крейсер «Пурга». Его массивный корпус, покрытый следами долгого пути — царапины от микрометеоритов, потемневшие от времени броневые пластины — не скрывал усталости, но источал величие. Тихий гул двигателей нарушил безмолвие вакуума, и мягкие огни крейсера начали мерцать в такт связи со станцией.
«Север» встретил его лучом мощного радара и мягким переливом сигнальных маяков, будто хозяин дома, зажегший свет в окне в преддверии метели. Связь установилась быстро — короткий радиопозыв, подтверждение кодов, затем — приглашение:
— Крейсер “Пурга”, добро пожаловать домой.
Там, где сходились доковые шлюзы и переходные тоннели, уже собрались встречающие — будто стая птиц, собравшихся у кромки ледяного берега в ожидании вестника. Ученые и технки в утеплённых скафандрах, покрытых изморозью по краям, переминались с ноги на ногу, прижимая к груди диагностические планшеты и инструментальные планки. Их лица скрывались за забралами шлемов, но в движениях читалась живая энергия — нетерпеливое ожидание, смешанное с профессиональным азартом. Воздух вокруг был насыщен едва уловимым запахом озона после разрядов статики и металлическим привкусом рециркуляции станционной системы жизнеобеспечения. Время от времени кто-то из техников бросал взгляд на внешний люк, словно мог одним только желанием ускорить завершение стыковки.
Когда внешний люк крейсера «Пурга» с тихим шипением открыл внутреннюю дверь, словно из глотки спящего зверя, на металлический настил станции «Север» ступила тень в плаще. Капитан Скарлетт Фрост вышла медленно, уверенно — будто каждый шаг был отрепетирован не раз. Её длинный белый полевой комбинезон с нашивками организации и регалиями старшего командования плотно облегал фигуру, поверх него был накинут тёплый, мехом внутрь, офицерский плащ, развевающийся чуть заметным движением воздуха в шлюзовой камере. На поясе — магнитный жетон капитана, слегка покачивающийся при ходьбе, и рукоять персонального плазменного пистолета, больше для порядка, чем для нужды. За ней, чуть сбоку, сошла ещё одна важная в этих местах фигура — её помощник в исследовательский делах Барс. Но внимание собравшихся было приковано только к начальнице. Уже позади заместителя, начал выползать весь основной экипаж с трофеями — недавней заварушки с мусорщиками. Всю важную электронику с Центуриона, начали заносить в технические отделы, а живую голову с лапками в стеклянном, вакуумном ящике — немедленно унесли в криокамеру для дальнейшего изучения лучшими специалистами. Снежная королева в свою очередь разгуливалась по коридорам станции, попутно разглядывая свои угодья. По дороге, её подчиненный передал ей любимое ей лакомство. Зайдя на основной мостик, она уселась на высокий трон — словно взятый с очень древних времен, когда люди думали о том, что планеты плоские.
— Барс, — холодно сказала синеволосая девушка, — В течении двух дней, мне нужен полный отчёт о событиях на Центурионе, а главное узнайте, почему корабль взорвался до нашего прилёта и кто мог нам помешать.
— Есть, — проговорила женщина с продольным шрамом, идущий вдоль глазницы.
Заместитель, немедленно, покинул палаты.
Фрост стояла одна в тишине капитанского мостика, озарённой лишь мягким свечением голубой подсветки. В руках она держала порцию мороженого — пломбир.
Она осторожно откусила — и сразу скривилась. Мороженое растаяло, превратившись в сладкую жижу, которая беспомощно обволакивала язык. Губы утонули в мягкой массе, словно поцелуй, лишённый силы. Скарлетт нахмурилась, будто сама Вселенная сыграла с ней злую шутку, лишив даже этого простого удовольствия.
Резко выдохнув, она прижала ладонь к поверхности мороженого. Холод её кожи встретился с теплом растаявшего пломбира — и почти мгновенно в воздухе повис тонкий аромат замерзающего сахара и молока. Лёд снова собрался в плотную массу, кристаллы пробежали по поверхности, как первые узоры мороза на стекле. Мороженое затвердело — теперь оно было таким, каким должно быть: твёрдым, чётким, готовым к достойному приёму.
Фрост откусила снова — на этот раз правильно. Едва уловимая усмешка тронула уголки губ. Она могла позволить себе немного слабости… но только если могла превратить её в силу.
