Лео слушал Эшли, не отрывая взгляда от лобового стекла, которое, если честно, космолёту не так уж и нужно, тем более в таких условиях, как на Шиве. Его руки ещё крепче сжали штурвал. Обычно он был из тех, кто без труда найдёт что-то сказать, ввернёт подходящую шутку или подберёт утешительные слова. Это было чем-то таким же естественным, как свободно дышать. И Лео дышал полной грудью, или, если без метафор, п@@дел профессионально. Но искать правильные слова сейчас было почему-то труднее, чем обычно. Может быть потому, что на этот раз за словами должен быть какой-то вес?
То, о чём говорила Эшли, было ему не понятным, чужим. Умерла на Центурионе? Да как такое возможно? Вот же она: сидит рядом, дышит, живая, тёплая. Кровь так же течёт по её венам, кислород так же наполняет воздух, свои мысли носятся в огненно-рыжей голове. Всё это не свойственно мёртвым, а значит и умереть Эшли не могла. Лео отпустил штурвал, дотянулся до руки Эшли и положил свою ладонь сверху. В такой ситуации ей нужно почувствовать, что она не одна, ощутить человеческое тепло; ощутить механический холод протезов — самое близкое, что мог предложить Лео. Если слов найти не получается, то, может быть, самое лучшее — просто промолчать.
— Я не буду смеяться, Эш. Я тебя хорошо понимаю.
Самое лучшее — наверное. Но Лео не всегда поступает просчитано математически. Несмотря на протезы, он ещё отчасти человек, а потому совершает ошибки. Сейчас этой ошибкой было врать — Лео ни черта не понимал из того, что объяснила Эшли, но решил сделать вид, что, наоборот глубоко проникся её словами. Поставив вторую руку локтем на штурвал — всё равно тот за автопилотом сейчас не активен — упёр лоб в жёсткий металлический кулак.
— Руберт… Он сам уже не был человеком, согласись? Безжалостный монстр, он заслужил худшего, чем… Ну, ты поняла. — Лео запнулся, когда понял, что сболтнул лишнего. Свою ладонь с руки Эшли инстинктивно снял; пусть отношения между ними стали лучше, но Лео не мог забыть, что она сделала. Откинувшись в кресле, продолжил — Его зверские эксперименты, это что-то отвратительное. Мне так жаль, что тебе пришлось через это пройти.
На жалость надавил, сочувствие показал… что осталось? Что-то про гору на Шиве.
“Какой же я мудак.” — непрошеная мысль. Цинично относиться к происходящим вокруг ужасным вещам — необходимость в его профессии, и нет ничего необычного в том, что те же навыки он применяет и сейчас. “Но это личное, а не профессиональное.” Тем не менее, Лео всегда был хорош в манипулировании собственными принципами так, что в любой ситуации правым оказывается именно он. А пока сделать этого не получилось, всех непрошеных мыслей просим на задворки сознания.
— Ты справишься, Эш. Мы обязательно найдём эту гору, нужно только немного времени. — “Да где же этот диспетчер?!” — Но бросаться без раздумья исследовать Шиву — опасно. Если с кораблём что-то случится, на станции должны знать, куда отправить спасательный отряд. Мы ходим на по острию ножа, на волоске от смерти. Не хотелось бы оступиться.
Окончательно отвлёкшись от приборов, Лео встал и потянул “руки” в стороны. Те немного ныли от боли, как будто он что-то зажал и не отпускает. У Лео и самого были сны. О плесени, о Центурионе, о творившихся там ужасах. Но его сны на Шиву никого не завели.
А что… Что там было? Ну, на той горе?
