Лео отпрянул от неё. Эшли пугала — не так, как пугала, когда разрывала Гётте в клочья, нет.
— Что, — его голос звучал закономерно взволнованно, приглушённо, будто секунду назад он не пытался сам достичь именно этого эффекта — разбудить девушку, вывести из транса. Но, прийдя в себя, первое, что она сделала — отстранила. И, хотя ему было неприятно, он почувствовал облегчение — с Эшли сейчас всё в порядке, просто обморок. Вполне себе объяснимо, учитывая, какой сложной была эта бессонная ночь. Но сейчас всё хорошо. Или нет?
— Что с тобой происходит? Ты… в последнее время как будто не в себе. — сколько он её знал, два дня? Или три? С каких пор он может судить, в себе она или нет? Они не закодычные друзья. Да и друзьями вообще их называть сложно, учитывая постоянные ссоры и препирания. Просто неестественный дуэт людей, почему-то заботящихся друг о друге. Или эта забота была односторонней?
Лео поднялся. Пройдя мимо рядов косо глядящих на него исследователей, подошёл к куллеру. Набрал стакан холодной — хотя термальные сенсоры на кончиках пальцев это едва ли передавали — воды и вернулся назад.
— Держи.
Ничто не предвещало того, что произошло. Она просто потеряла контроль, как будто это был приступ эпилепсии. Но эпилепсию давно научились лечить, и странно было бы, если она всё ещё была ей подвержена. Что бы это ни было, если оно повториться не в подходящий моемнт, то может стоить ей, и, чего глядишь, и ему жизни. И без того безумная затея с приснившейся горой начинала казаться всё безумнее.
“А что если… Что если она и вправду просто сумасшедшая? Инженер, слетевашя с катушек.”
Что он знает об этой горе? Эшли рассказала, что она ей приснилась. И почему-то она была уверена, что эта гора на Шиве. Хорошо. Что ей во что бы то ни стало почему-то просто жизненно необходимо на этой горе очутиться. Ладно. Что она узнала эту гору на голорафической карте. Конечно узнала. Без тени сомнения.
Что знает здраво рассуждающий человек об этой горе? Что у какой-то девушки, помешанной на механике и адреналине, появилась навязчивая идея полететь на Шиву. Что она убедила себя, что узнала какую-то гору на карте. Что она собиралась полететь на эту планету одна, но зачем-то увязала с собой Лео. Что она готова потратить кучу его кредитов и времени на эту затею. Что скажет здраво рассуждающий человек, обладая всей этой информацией?
— Пиздец.
Адреналиновая встряска прочистила ему мозги, прежде заполненные мыслями о деньгах, нейроине и деньгах. Это было что-то вроде post nut clarity. Запоздалое осознание, что он впутал себя в историю, в которую нормальный человек ни за что бы не попал. И он в этой истории уже повяз настолько глубоко, что выбраться из неё почти невозможно. Но как-то выбираться придётся. Лео откинулся в кресле и закрыл глаза рукой. Когда он её убрал, во взгляде больше не было ни капли беспокойства — только подозрительность, разочарование и усталость. Сколько всего ему пришлось пережить из-за неё?
— Ты не в порядке. — не вопрос, утверждение. И в это утвреждение вложено гораздо больше, чем лежит на поверхности. Не только о текущем состоянии, но её характеристика целиком как человека. — Следующая остановка — обратно. Нельзя продолжать, если такое может повториться с тобой снаружи. — лишь удобный предлог. Какая настоящая причина, по которой он отправился на Шиву? Защитиь эту сломленную Центурионом безрассудную девочку. И даже если не разбираться в том, почему он хотел её защитить, сейчас лучший способ это сделать — отговорить её идти дальше.
Если бы в поезде можно было закурить, Лео бы закурил. Удивительно, что современные системы фильтрации воздуха этого до сих пор не позволяли. Как считал Лео, это была скорее устаревшая традиция, чем необходимость. Закидываться таблетками, впрочем, никто не запрещал — и Лео достал две, синию и красную, совершенно не заботясь о том, какая из них для чего. Он не ожидал, что таблетки помогут ему расслабиться. Это было скорее ритуалом, монотонным действием, повторяемым из раза в раз. Как собака Павлова, начинающая пускать слюни после сотни раз положительно подкреплённого сигнала, Лео получал микрокайф даже без наркотиков от самого факта принятия таблеток. Проглотил, не запивая водой, несмотря на то, что до куллера было механической рукой подать.
Может быть его тянуло к Эшли, потому что она такая же сломанная, как он сам? Нет, она куда сломанне. Всё, что он знал о ней — гениальный инженер, прилетевшая на Центурион, чтобы спасти уже мёртвую подругу. Она подверглась бесчеловечным опытам от бесчеловечного Гётте. Она буквально умерла и каким-то чудесным образом вернулась к жизни. Проведя всю жизнь на Спутнике, она прониклась духом приключений и, когда наконец смогла вырваться, столкнулась с такими ужасами, которые никому не приснились бы даже в самом страшном сне. И эти ужасы теперь преследуют её. Эти ужасы привели её на Шиву, где она искала от них хоть какое-то спасение.
Или пыталась в саморазрушающем порыве убедить себя, что сможет найти. Выбравшая для этого самую смертоносную планету, унёсшую жизни тысяч исследователей. Снежный гроб. Рыжеволосый ураган, как несколько раз прежде охарактеризовывал её Лео, оказалась смерчем, затягивающим в свой бешенный поток, увлекающий в смертоносный эпицентр событий за собой всё, чему не повезёт оказаться поблизости. И Лео не повезло.
“Во что я, чёрт побери, себя впутал?”
И почему? Закономерный вопрос.
Каждым поступком в его жизни руководит одна из трёх догм: он алчный, он упрямый, он азартный. Никакой прибыли он не ожидал получить, а усовершенствованный щит лишь стал приятным сюрпризом. Наоборот, чтобы прилететь сюда, он потратил кучу своих денег. Его никто не заставлял не лететь, ничто не вставало на пути, никаких трудностей преодолевать не приходилось — если не считать допроса, эта поездка была обычным туризмом. Ему никто не бросал вызов. Никто не говорил, что он не сможет, что не получится. Не было никаких ставок, ничего, что заставило бы кровь бурлить в предвкушении победы. Была лишь Эшли. И что-то ещё.
Желание помочь, сломанная игрушка, банальная жалость — всё это лишь симптомы. Настоящая причина кроется глубже. Там, где больно. Там, куда не хочется смотреть. Сам Лео глубоко сломанный челолвек. Он сам ищет саморазрушения, сам, осознавая всю бесмысленность затеи, разрешил себя увлечь. Сам, несмотря на все свои убеждения о ценности времени, решил его потратить на что-то, что никак не могло окупиться. Возможно, против всех шансов, окупится, возможно, если Эшли встанет в штыки, нет. Да и как человек, изгибающий свою мораль под любым удобным для него углом, может быть не сломанным? Он разрушил жизни десяткам людей, предавал, обманывал и вводил в заблуждение, всё ради собственной выгоды. Ради денег. Такая низменная причина! И подсознательно он наверняка искал справедливости за содеянное. Не той справедливости, в которой каждый раз убеждал себя, выставляя на сто процентов правым во всех ситуациях, а настоящей, правильной справедливости.
Но в Лео чистый, незапятнанный внешним миром Ид полностью тонет в безпринципной волне Супер-Эго. Потребность в справедливости меркнет за непроницаемой стеной белого шума безальтернативной уверенности в собственной правоте. И все его подсознательные желания остаются именно там — под. Приземленная жизнь, лишённая самоанализа и самокопания, даёт Лео возможность быть процветающим профессионалом своего дела. Смог бы человек, стремящийся подсознательно к справедливости, торговать людьми? Вряд ли.
Это был не самый чистый эпизод в его карьере контрабандиста. На тот момент Лео занимался “межпланетной торговлей” всего пару лет, когда ему поступил вполне конкретный заказ. Такой, от которого просто невозможно отказаться. Семизначная сумма за плёвое дело. Настолько плёвое, что когда Лео прочитал содержимое заказа, его чуть не вывернуло наизнанку. Одному из корпоратов из одной очень известной, но в целях безопасности данных даже здесь не называемой фирмы, понадобился контракт на несколько специфичных заказов. Ему нужен был надёжный человек, а на тот момент в узких кругах, по счастливой случайности на диаграмме Эйлера пересекающихся с кругами корпоратов, Лео получил такую репутацию. Надёжный человек, готовый выполнить любое, даже самое низкое и отвратительное дело. То, за что ни одиин уважающий себя контрабандист не возьмется. Тогда ещё Лео немного уважал себя, не подстраивал мораль под совершенно всё. Но… Семизначная сумма.
Всего-то нужно было переправить сотню-другую беженцев из Энселя. Конечно, не за один заход, чтобы не привлекать внимания, оттуда и контракт. Отправить их на Спутник. В шахты. В рабство.
Ни один уважающий себя контрабандист не взялся бы за такое дело. Ни один контрабандист, отказавшийся от таких денег, не смог бы себя после уважать. Лео оказался в безвыходной ситуации, но всё же сделал свой выбор. Выбор, иногда преследующий его в кошмарах. Ему до сих пор иногда снятся те глаза, полные недопонимания, ненависти, осознания предательства. Глаза десятка мужчин, готовых растерзать его. Мужчин, на подкорке мозга которых зашито его лицо. Мужчин, которых сам Лео даже и не вспомнит.
Это был идеальный заказ, и первую партию — партию, настолько он обесчеловечил этот товар — он переправил безупречно. И после не спал всю ночь. И вторую. И за ней третью. Он не мог прикоснуться к “Эхо”, в грузовом отсеке чувствовал их запах, даже после того, как несколько раз отдавал корабль на полную химическую мойку.
Лео отказался от контракта. Из двух миллионов кредитов он получил лишь пятьдесят тысяч. Из них сорок он проиграл в казино, а оставшиеся десять утопил в море алкоголя. И всё это не помогло ему забыть о сделанном.
У него был билет в мир корпоратов. И он его упустил. Возможно, те исследователи на станции были правы, когда пытались прикончить его.
Лео сделал долгуюю паузу. Уперев локти в колени, он обхвотил голову обоими руками. Несмотря на намеренную скованность шаринров, руки сильно давили на виски.
— Убеди меня.
Прозвучало совсем не то, что он хотел сказать. Не то, что должен был сказать. Жизнью Лео управляют три догмы: он алчный, он упрямый, он азартный. Он получит кучу денег, если получится реализовать его изобретение трёхразового щита. Он уже прилетел на Шиву, а значит должен закончить начатое. Осталось только найти вызов. Что-то, что заставит его идти против течения.
— Дай мне хотя бы одну причину, почему мы не должны прямо сейчас бросить всё и развернуться. В таком состоянии ты рискуешь не только своей, но и моей жизнью. Так дай мне хотя бы повод волноваться за эту чёртову гору, которую ты наверняка не придумала.
